— Нет, все хорошо, послезавтра я вернусь к работе!

Понятия не имею, зачем это было нужно Гедеонову — я имею в виду, все эти больничные, схемы, перестановки. В своем поместье он был царем, а порой и диктатором, все всегда оборачивалось так, как он захочет. Подчиненные никогда бы его не осудили, они его слишком обожали. Осудил бы, пожалуй, только Мартынов, если бы узнал об этом, однако Гедеонов никогда не считался с его мнением настолько, чтобы переживать из-за него.

Нет, он сейчас шел на компромисс с самим собой. Вроде как он и сохранил правила, и сделал то, что ему хотелось. Смешной такой… Я была признательна ему за это, вряд ли он понимал, как много значила для меня жизнь здесь.

Он снова общался со мной сдержанно, вчерашняя вспышка нежности была забыта, и это немного задевало меня, но не слишком. Мне было приятно, что он рядом со мной. Да и он не спешил уходить, он удобно устроился в кресле — а для короткого сообщения о том, что я не уволена, ему вообще не обязательно было садиться.

— Владимир Викторович, я могу спросить вас кое о чем?

— Отныне и впредь можете спрашивать без этой бессмысленной прелюдии.

— Кто… кто это был?

Он без труда догадался, о ком я. Как тут не догадаться!

— Сумасшедший, очевидно. Увы, я часто привлекаю их внимание. Чаще всего это люди, которые живут неподалеку и случайно слышат обо мне. Я ассоциируюсь у них с чудовищем, дьяволом или, пардон, ведьмой, хотя такая бесцеремонная смена пола не устраивает меня даже в сплетнях. Они считают своим долгом избавить от меня эту грешную землю. Иногда они додумываются до этого сами, иногда их науськивает кто-то из тех, кому я не угоден по совсем другим причинам. Действовать руками сумасшедших очень удобно: риск разоблачения минимален.

— А этот, вчерашний… Он действовал сам?

— Да, этот был самостоятельным борцом с нечистью. Вам, Августа Стефановна, очень сложно представить те чувства, которые вызывает во мне вчерашнее происшествие, но кое-что я все же попытаюсь объяснить. Представьте, что вы предупредили сотню человек о змее, которая хочет вас ужалить. Не слишком умной, не слишком сильной, не слишком опасной рептилии, которую всего-то и требовалось, что взять за хвост и закинуть подальше в кусты. Но никто этого почему-то не сделал, и вам пришлось возиться с этим самостоятельно.

Ярость, мелькнувшая в его обычно спокойном голосе, обожгла меня, и я невольно посочувствовала Никите, хотя, вообще-то, этот хорек не был достоин сочувствия.

— Это ведь Никита его упустил? — спросила я.

— Никита упустил мой приказ и распустил свою маленькую личную армию. Они так привыкли полагаться на меня, что забыли об элементарных обязанностях охраны. Если я за что и благодарен этому случаю, так только за то, что он дал мне повод для размышлений. Кое-какие перемены в штате все же последуют.

— Не увольняйте, пожалуйста, Никиту…

Гедеонов замер, и на его лице мелькнуло такое выражение, будто я его ударила. Однако он быстро справился с собой, и я не была уверена, что мне не почудилось.

— Он настолько дорог вам? Наслышан о ваших отношениях.

— Не в этом дело! — вспыхнула я. — Просто Никита предан вам, искренне, а такое нечасто встретишь.

— Я встречаю это чаще, чем вы думаете. А его преданность не слишком помогла мне вчера. Он не справился со своими обязанностями.

— По глупости, а не из скрытого коварства!

— Глупость — это очень сомнительное оправдание.

— Но она может быть исправлена, и свой урок он, думаю, получил, — настаивала я.

— Он даже не смог объяснить, где его носило.

Значит, Никита не решился рассказать хозяину о нашей ссоре… Это его право, и мне так было даже легче.

— И все же, мне кажется, если вы его оставите, вы не пожалеете об этом.

— Увидим, — усмехнулся он. — Я и не собирался его увольнять, просто понизил. Он вернется на должность обычного охранника, очевидно, он еще слишком молод, чтобы быть руководителем.

Забавное заявление, если учитывать, что внешне Никита казался его ровесником, а то и старше — сказывалось бурное прошлое.

Меня больше волновало другое: Гедеонов уже принял решение насчет Никиты, однако он все равно заставил меня просить о нем! Как будто ему было любопытно, что я скажу… И не думаю, что он остался доволен.

— Такое в любом случае больше не повторится, — заверил меня Гедеонов. — Безопасность моего дома священна, как бы пафосно это ни звучало. Я хочу, чтобы и вы, и все остальные чувствовали это.

— Спасибо, Владимир Викторович…

Он немного помолчал, словно взвешивая следующие слова, и все же добавил:

— Я рад, что вы останетесь. Из всех, кто пытался служить моими глазами, вы пока справляетесь лучше всего.

— Спасибо… Как ваши руки?

Он провел одной рукой по повязкам на второй, поморщился.

— Не самый приятный опыт в моей жизни, но и не самый тяжелый. Ничего серьезного.

— Я… я очень благодарна вам.

— А я — вам.

Он поднялся, словно смущенный этой откровенной симпатией, и направился к выходу, но я окликнула его.

— Владимир Викторович, подождите! Можно еще один вопрос, последний?

— Я ведь просил больше не тратить время на этот «вопрос о вопросе»! Просто спрашивайте и все.

— Почему вы никогда не обращаетесь ко мне на ты и не называете Ави? Я была бы не против…

Эта идея не покидала меня уже давно, постепенно становясь навязчивой. Я все никак не могла на нее решиться, а вот теперь воспользовалась правом несчастной больной, которой дозволено чуть больше, чем обычно.

Гедеонов замер, опустив руку на дверную ручку. Он не обернулся ко мне, но ответил.

— Это просто вежливость.

— Не просто, я не слышала, чтобы вы кого-то называли по отчеству, кроме Анастасии Васильевны. Остальных — по имени, и я не против!..

— Спасибо за доверие, но я предпочту уже привычный вариант.

— Почему?

— Потому что вежливость — отличная мера для безопасной дистанции, — отозвался он.

— Безопасной дистанции? От меня? Но зачем она вам понадобилась? — поразилась я. — Разве я опасна для вас?

— Больше, чем вы думаете, Августа Стефановна. Отдыхайте, завтра увидимся.

И он ушел, оставив меня в полнейшем замешательстве.

К хорошему привыкаешь быстро, а к очень хорошему — очень быстро. Я старалась этим не злоупотреблять, но не замечать не могла.

Мои эксперименты с цветами стали одной из самых важных частей моей жизни в поместье. Я усвоила, что мне привезут любое растение, без оглядки на сезон, и это никого не смутит. Бюджет мне никогда не ограничивали, да и зачем? Если все это на благо Гедеонова, зачем ему жалеть деньги на себя?